Чаша гладиатора - Страница 60

К оглавлению

60

— Тарас Андреевич, — начал Незабудный, когда они остались вдвоем с Грачиком, — послушайте-ка меня, старого, бывалого, сорок лет вокруг да около толкавшегося. Об одном я вас попрошу. Только не обижайтесь. Дайте-ка мне, раз уж у нас такой случай с вами вышел, слово, что погуляли и хватит. И чтобы больше в рот не брать.

— Это уж верно, что хватит. — Тарас Андреевич откашлялся, голос у него внезапно осел.

— Это ведь у тебя, Тарас Андреевич, что получается? — перейдя на «ты», продолжал Незабудный. — Это ведь ты на свой манер эмигрант выходишь.

— Это в каком же смысле? — насторожился Грачик.

— От себя бежишь. Вот как умные люди объясняют. От жизни, так сказать, за границу сознательности спасаешься, где уж никакого понятия ума нет.

— Я от тоски своей спасался, когда уж мочи моей не было терпеть. А от того, что мне делать положено, где мне быть следует, от того не бегал. Это уж вы, Артем Иванович, не то…

— То, брат, то! И от дела бежишь — мог бы лучше его делать. И от отцовства своего. Ведь мальчишка у тебя растет золотой. Он же на тебя так смотрит! А ты и от его глаз бежишь. И от своей совести.

— Ну, тю! — Тарас Андреевич вскинул кудлатую голову и глянул прямо в глаза Незабудному. — Кончайте, Артем Иванович. Сказал вам — не будет этого, и все.

— Ну смотри, Тарас Андреевич. Душу из тебя вытряхну, если что. Без смеха говорю. Вот возьму так, — он крепко обхватил и легко приподнял Грачика, — и душа из тебя прочь.

— Но, но… Не маленький, чай, — мрачно усмехнулся Тарас Андреевич и высвободился.

— Извини, это я так, шутю.

— А я, Артем Иванович, всерьез. Верьте слову. Сказал — точка!

Глава XX
Поединок

Сеня качнулся вперед, чтобы устоять, и потрогал место на плече, куда его больно ткнул Махан.

— Ну, еще получить хочешь? Может, для порядка подкрепить с того боку, чтобы не валился? Имей!

Сеня пошатнулся влево, но снова удержался на ногах.

— Или по зубарикам выдать? Куси!

Сеня постарался устоять на месте, только облизал быстро вспухавшую губу.

— Ну и что? — спросил он сквозь стиснутые зубы. — Что доказал? Что сильный больно?

— Я тебя людей уважать научу! — пригрозил Махан. — Пора, кажется, знать, что за личность перед тобой.

— Это ты личность? — Сеня поглядел на Махана. — Подумаешь, личность. Культяпка личности ты…

— Так, и это запишем, — сказал Махан.

Неизвестно, что там наболтал о каких-то кладах Махану Ремка, окончательно убедившись после прихода Сени с отцом к Артему, что все они в сговоре, заодно. И Махан давно собирался допросить с пристрастием Сеню. Очень наседать на самого Пьера он не решался. В трусливом представлении Махана за парижанчиком всегда неотступно вставала громобойная фигура Незабудного. А при одной мысли о нем у Махана начинали мелко дрожать колени. Сегодня он вместе с Ремкой и еще одним парнем, вечно слонявшимся на базаре и у кино на Первомайской, подловил Сеню на пустыре, где были уже снесены дома, так как место это предназначалось к затоплению.

Сам Махан до поры до времени не вступал в разговор. Он держался в стороне.

Сначала стал зарываться Ремка:

— Здорово, актив!

— Здорово, пассив! — нашелся Сеня, слышавший когда-то это от Сурика.

— Смотри-ка, разбирается. Привет, привет передовым!

— Вали, вали, отстающий!

— Ну, ты…

С этого все и началось сегодня. И Сеня решил, что пора испробовать прием японской самозащиты, которому его обучил Артем Иванович. Взять неожиданно крепко правую кисть противника, вывернуть ее ладонью вверх, перегнуть через свою другую руку, просунутую под захваченную руку нападающего, и нажимать. И противник сейчас же взмолится — он будет совершенно беспомощен. Артем Иванович даже предупреждал, чтобы, пуская в ход этот прием, Сеня не очень сильно нажимал, а то у противника могут разорваться сухожилия в локте. И действительно, когда этот прием показывал Незабудный на Сене, все получалось совершенно так, как говорил Артем Иванович. Нельзя было шевельнуться. И Сеня должен был признать необыкновенное действие приема. Правда, когда он сам пробовал этот прием на своем великане-учителе, то полного успеха не достигалось. А один раз даже, когда Артем Иванович пошутил и напряг руку, Сеня неожиданно для себя оказался вверх ногами. Но Артем Иванович и тогда одобрительно утешал его, отметив, что Сеня так и не разжал своей руки, удержал захват. И, хотя Артему Ивановичу ни разу еще не пришлось просить пощады у Сени, однако прием был разработан досконально. И каждый раз теперь, когда Сеня встречался с Артемом Ивановичем, он вместо рукопожатия проводил изученный им японский захват, оказываясь где-то под мышкой у Незабудного. Но Артем Иванович говорил, что прием проведен правильно. Да, великое дело знать. секреты. С ними ничего не страшно.

Но, должно быть, Сеня сегодня неточно провел прием. И Ремка, выдернув тотчас же свою руку из захвата, мигом сбил Сеню подножкой на землю и уселся на нем. А Махан был уже тут как тут. Он вздернул Сеню, держа его за шиворот, на ноги, поставил перед собой, насмешливо стряхнул пыль с его гимнастерки и принялся за дело сам.

— Так. Таким макаром, значит? — зловеще продолжал теперь Махан, с удовольствием ведя свой допрос. — Значит, выкопали вы там с папашей и с этим самым чемпионом вещички и между собой делите? Сильны! А нас, что же, с Ремкой обойти желаете? А еще свои считались…

— А я никогда твоим и не считался, — прервал его Сеня.

— Хамишь, парень! — прикрикнул Махан. — А на Красношахтерскую не хотите, чтобы я вас сводил? Заявлю кому надо, так живенько разберутся.

60